В тбилисском Центре психического здоровья проходят лечение около 200 человек. Некоторые находятся там годами и даже десятилетиями. Впрочем, палата с решетками на окнах нужна далеко не каждому бенефициару этого центра.
Здесь холодно и тяжело дышать. Пахнет дешевыми сигаретами и всевозможными лекарствами. На окнах решетки. Мзия – женщина пятидесяти лет без единого зуба во рту. Она сразу предупреждает, что просить ни о чем не будет: сигареты у нее есть, радиоприемник тоже – ей больше ничего не нужно. Мзия вяжет носки. Судя по размеру, на ребенка. Впрочем, вероятнее всего, они вряд ли найдут хозяина: Мзию никто не навещает, за пределами этой клиники ее никто не ждет. Мзия не агрессивна – ей позволяется покидать клинику: гулять, ходить за покупками. Недавно, прогуливаясь, она встретила брата, рассказывает Мзия, заливаясь истерическим смехом. «Что он сказал?» – спрашиваю я. «Спросил, как дела», – отвечает она и снова смеется. Женщина доподлинно не помнит, сколько времени провела в клинике, но знает, что много. Тут она с тех самых пор, как начала слышать голоса. Голоса страшные, которые то и дело грозились ее убить.
Двадцать пять лет провела в этой клинике соседка Мзии по палате – Белла. Она похожа на актрису театра – в длинном халате, прикрывающем щиколотки, она двигается плавно, даже величаво. Несмотря на всю убогость обстановки, а может на ее фоне, Белла выглядит аристократично. У нее длинные светлые волосы, собранные в тугой хвост. Несмотря на то, что Белле позволено покидать клинику, за двадцать пять лет, что она провела здесь, ее ни разу не видели выходящей даже во двор. Белла выглядит спокойной и уравновешенной. Впрочем, такой она бывает не всегда. Периодически она, как и Мзия, слышит разные голоса, у нее начинаются галлюцинации.
«Еще тогда мой двоюродный брат, врач, сказал мне – не верь этим голосам. А они ужасны – это кошмар, не поддающийся описанию словами. Так я навсегда запомнила, что нельзя идти на поводу у этих голосов».
Белла говорит, что она уже и не думает о том, чтобы покинуть клинику, не хочет уходить отсюда. А на резонный вопрос – неужели все было настолько плохо до клиники, отвечает так:
«Нет, я прожила прекрасную жизнь. По профессии я историк, работала в Центре археологии. У меня был замечательный муж. Потом его убили... У меня остались только воспоминания – я живу ими».
Ната – молодая женщина в черном свитере с цветочками пытается привлечь наше внимание пением. Как птичка в клетке, как бабочка в кулаке – так в переводе с грузинского звучат первые строчки этой песни. Ее она не раз пела на вокзале. Когда мама узнала, что Ната попрошайничает, она настрого запретила ей это, рассказывает девушка. Мама Наты, говорят санитары, по нескольку раз в год забирает и вновь приводит дочь в клинику. Дома та может продержаться не больше двух недель – Нату то и дело приходится вытаскивать из петли.
Ни Белла, ни Мзия, ни Ната не должны находиться в клинике постоянно. В стационар следует определять пациентов только во время обострения, говорит Эка Чкония – заместитель директора Центра психического здоровья Тбилиси и председатель Общества психиатров Грузии. Многие пациенты могли бы продолжать жить вне стен с решетками на окнах, считает психиатр:
«Вот, например, если у человека обострение, его следует определить в стационар. Но когда острый период закончится, он должен перейти в среду, где меньше ограничений. Он может получать помощь и на дому – не просто медикаменты, с людьми должны работать мобильные группы, которые помогут наладить отношения с родными, решить вопросы трудоустройства или обучения. Это такой сервис для представителей общины. Когда надобности в нем не будет, потом уже эти люди должны получать сервис первичного здравоохранения. И, наоборот, при очередном обострении их следует вновь определить в стационар. Это своего рода цепочка, круг. Такая система даст возможность уберечь человека от стигматизации и дискриминации».
Все, о чем говорит психиатр, уже прописано в официальных документах. В 2013 году парламент утвердил концепцию, а через год Минздрав подготовил стратегический план развития психиатрии в стране. Но воз и ныне там, признается Чкония. Пока это просто правильные слова, написанные на бумаге.
Оставляют желать лучшего и условия содержания пациентов. Бюджет центра не позволяет закупать качественные дорогостоящие препараты, поэтому в большинстве случаев приходится довольствоваться их дешевыми аналогами, рассказывает Чкония:
«Получается, мы-то даем пациенту лекарство, но оно лишь условно носит определенное название, и его качество несравненно ниже. То есть оно не просто более низкого качества, их даже сравнивать нельзя. Фактически часто мы даем пациентам просто порошок», – признается психиатр.
Многие из тех 200 человек, которые сейчас находятся в стационаре, могли бы жить обычной жизнью – общаться с людьми, подрабатывать, перестать быть в социальной изоляции в холодном казенном учреждении. Как птички в клетке, как бабочки в кулаке...
Хотите получать самые эксклюзивные и креативные новости с этого сайта, подпишитесь на них: